The characters of VN’s novel Podvig (Glory, 1932) include the writer Bubnov who likes to point out how many outstanding literary names of the 20th century begin with B:
Писатель Бубнов, — всегда с удовольствием отмечавший, сколь много выдающихся литературных имён двадцатого века начинается на букву “б”, — был плотный, тридцатилетний, уже лысый мужчина с огромным лбом, глубокими глазницами и квадратным подбородком. Он курил трубку, — сильно вбирая щеки при каждой затяжке, — носил старый черный галстук бантиком и считал Мартына франтом и европейцем. Мартына же пленяла его напористая круглая речь и вполне заслуженная писательская слава. Начав писать уже заграницей, Бубнов за три года выпустил три прекрасных книги, писал четвёртую, героем её был Христофор Колумб — или, точнее, русский дьяк, чудесно попавший матросом на одну из Колумбовых каравелл, — а так как Бубнов не знал ни одного языка, кроме русского, то для собирания некоторых материалов, имевшихся в Государственной библиотеке, охотно брал с собою Мартына, когда тот бывал свободен. (chapter XXXIV)
One of the main characters in Bubnov’s fourth novel is Christopher Columbus. Bubnov is a character in Gorky’s play Na dne (“At the Bottom,” 1902). At the end of his article Ob “Istoricheskikh kartinakh” (On “The Historical Scenes,” 1919), a response to Gorky’s article Instsenirovka istorii kul’tury (“Dramatization of the History of Culture”), A. A. Blok (the poet whose name begins with B) mentions Columbus:
Примеры: обретение огня, Галилей, Ньютон, Колумб - культура...
In his article Blok mentions podvigi i geroizm (feats and heroism):
Сообразно с таким заданием, не нужно выбирать моменты, наполненные исключительно подвигами и героизмом, а надо показать человека в целом, не только с его взлётами, но и с падениями его, чтобы картина человеческой жизни явилась с возможной объективностью. Надо, как говорил Гоголь, для изучения истории "заглянуть в тёмное подземелье, где скрыты первые всемогущие колёса, дающие толчок всему".
As Nabokov indicates in his Foreword, Podvig’s working title was Romanticheskiy vek (Romantic Times). In his article Blok speaks of romantika (romance) and romantizm (romanticism) in our times:
Такое поэтическое чувство, которое стремится охватить весь мир в целом, почувствовать животную теплоту – мира не только настоящего, но и бывшего, родственно нашей эпохе, как и всем переходным эпохам; и так как такое новое чувство природы и истории, чувство таинственной близости мира и присутствия бесконечного в конечном составляет сущность всякой подлинной романтики, то ясно, что и наше новое начинание рождается под знаком романтизма.
According to Blok, everybody who can not or should not give up European civilization (that will never find acceptance in Russia) will either perish or leave Russia:
Что касается понятия культуры, то здесь следует, по-моему, очень строго различать культуру и цивилизацию. По этому поводу мое частное мнение таково: мы работаем для России прежде всего, а европейская цивилизация в России никогда не привьётся и даже будет встречать такое сопротивление и такую вражду, что всем, кто не может или не должен отказаться от неё, придётся рано или поздно или погибнуть, или покинуть Россию.
Blok’s play Neznakomka (“Incognita,” 1906) is directly alluded to in Podvig:
Барышни-англичанки (барышням, вообще, он нравился, - разыгрывал перед ними байбака, простака) звали его есть мороженое. "Вот пристаючие, - сказал Грузинов, - я всё равно мороженого никогда не ем". Мартыну показалось, что уже где-то, когда-то были сказаны эти слова (как в "Незнакомке" Блока), и что тогда, как и теперь, он чем-то был озадачен, что-то пытался объяснить. (chapter XVIV)
Martin Edelweiss’ grandfather was a Swiss citizen who in the 1860s was a tutor of the children of Indrikov, a St. Petersburg landowner, and who married Indrikov’s youngest daughter:
Эдельвейс, дед Мартына, был, как это ни смешно, швейцарец, - рослый швейцарец с пушистыми усами, воспитывавший в шестидесятых годах детей петербургского помещика Индрикова и женившийся на младшей его дочери. (Podvig, chapter I)
The name Indrikov comes from indrik (obs., unicorn). In his essay Poeziya zagovorov i zaklinaniy (“The Poetry of Spells and Incantations,” 1906) Blok (a grandson of the celebrated botanist Beketov) mentions Indrik-zver’:
Где-то обитают огромные Индрик-зверь и Стратим-птица.
Btw., zagovor (Russian for “charm, spell”) also means “plot, conspiracy.”
Alexey Sklyarenko