The morning papers, brought to him [Cincinnatus] with a cup of tepid chocolate by Rodion,
the local sheet Good Morning Folks [Priglashenie na kazn': S Dobrym
Utrechkom], and the more serious daily Voice of the Public,
teemed as always with color photographs. (Invitation to
a Beheading, chapter 2)
He [Adam Kozlevich] became a model
prisoner, he wrote exposés in verse in the prison paper, The Sun Rises and Sets ["Solntse vskhodit i
zakhodit"*]... (Ilf & Petrov, The Golden Calf, chapter
3)
The
phrase s dobrym utrechkom! also occurs in Lolita (1.29):
несколько минут я уныло дремал, и Шарлотта была русалкой в
зеленоватом водоеме, и где-то в коридоре рано вставший пастор кому-то сказал
сочным голосом: "с добрым утречком!", - и птицы возились в
листве, и вот - Лолита зевнула. (and for some minutes I miserably dozed,
and Charlotte was a mermaid in a greenish tank, and somewhere in the passage Dr.
Boyd said "Good morning to you" in a fruity voice, and birds were busy in the
trees, and then Lolita yawned.)
Incidentally,
Humbert Humbert writes his Confession of a White Widowed
Male in prison and Dolorez Haze was born less
than three hundred miles from stimulating Cincinnati
(1.31).
*The first
line of a popular "folk" song (sung by the dossers in Gorky's play At
the Bottom):
Солнце всходит и заходит,
А в тюрьме моей
темно.
Дни и ночи часовые, да, э-эх!
Стерегут мое окно.
Как хотите
стерегите,
Я и так не убегу,
Мне и хочется на волю, да, э-эх!
Цепь
порвать я не могу.
Ах вы, цепи, мои цепи!
Вы железны сторожа!
Не
сорвать мне, не порвать мне, да, э-эх!
Истомилась вся душа!
Солнца луч
уж не заглянет,
Птиц не слышны голоса,
Как цветок, и сердце вянет, да
э-эх!
Не глядели бы глаза.
Alexey
Sklyarenko