In VN's novel "Подвиг" (Glory, ch.
XXIII) Sonya tells Martyn that cretin is a Swiss word:
“Я вас прощаю, потому что все швейцарцы кретины,
— кретин — швейцарское слово, — запишите это”.
At the beginning of his "Автобиографические заметки" ("The Autobiographical Notes,"
1950*) Bunin says that his life as a writer began on the day when as a
child of eight he found in a book a strange picture: "A Meeting in the Mountains
with a Cretin:"
Моя писательская
жизнь началась довольно странно. Она началась, должно быть, в тот безконечно
давнiй день в нашей деревенской усадьбе в Орловской губернiи, когда я, мальчик
лет восьми, вдруг почувствовал горячее, беспокойное желанiе немедленно сочинить
что-то вроде стихов или сказки, будучи внезапно поражен тем, на что случайно
наткнулся в какой-то книжке с картинками: я увидал в ней картинку, изображавшую
какiя-то дикiя горы, белый холст водопада и какого-то приземистаго, толстаго
мужика, карлика с бабьим лицом, с раздутым горлом, т. е. с зобом, стоявшаго под
водопадом с длинной палкой в руке, в небольшой шляпке, похожей на женскую, с
торчащим сбоку птичьим пером, а под картинкой прочел подпись, поразившую меня
своим последним словом, тогда ещё, к счастью, неизвестным мне: "Встреча в горах
с кретином". Кретин! Не будь этого необыкновеннаго слова, карлик с зобом, с
бабьим лицом и в шляпке вроде женской показался бы мне, вероятно, только очень
противным и больше ничего. Но кретин? В этом слове мне почудилось чтото
страшное, загадочное, даже как будто волшебное! И вот охватило меня вдруг
поэтическим волненiем. В тот день оно пропало даром, я не сочинил ни одной
строчки, сколько ни старался сочинить. Но не был ли этот день все-таки каким-то
началом моего писательства?
Во всяком случае, можно подумать, будто некiй пророческiй
знак был для меня в том, что наткнулся я в тот день на эту картинку, ибо во всей
моей дальнейшей жизни пришлось мне иметь не мало и своих собственных встреч с
кретинами, на вид тоже довольно противными, хотя и без зоба, из коих некоторые,
вовсе не будучи волшебными, были, однако, и впрямь страшны, и особенно тогда,
когда та или иная мера кретинизма сочеталась в них с какой-нибудь большой
способностью, одержимостью, с какими-нибудь истерическими силами, - ведь, как
известню, и это бывает, было и будет во всех областях человеческой жизни. Да
что! Мне, вообще, суждена была жизнь настолько необыкновенная, что я был
современником даже и таких кретинов, имена которых на веки останутся во
всемiрной исторiи, - тех "величайших генiев человечества", что разрушали целыя
царства, истребляли миллiоны человеческих жизней.
*The first fragments of Bunin's memoirs appeared in
the mid 1930s (anyway, after the publication of "Podvig," 1931-32).
But maybe VN, a voracious reader since childhood, had too seen this
strange picture?
Alexey Sklyarenko