In his poem Slava (“Fame,” 1942) VN mentions Apollon (an Apollo butterfly) that he has missed in childhood:

Далеко до лугов, где ребёнком я плакал,

упустив аполлона, и дальше ещё

до еловой аллеи с полосками мрака,

меж которыми полдень сквозил горячо.

It is far to the meadows where I sobbed in my childhood,

having missed an Apollo, and farther yet

to the alley of firs where the midday sunlight

glowed with fissures of fire between bands of jet.

The author’s mysterious visitor (presumably, the devil himself) compares his host to bazarnyi fakir (a bazaar fakir):

                                                                                Увы,

эти триста листов беллетристики праздной

разлетятся -- но у настоящей листвы

есть куда упадать, есть земля, есть Россия,

есть тропа, вся в лиловой кленовой крови,

есть порог, где слоятся тузы золотые,

есть канавы -- а бедные книги твои,

без земли, без тропы, без канав, без порога,

опадут в пустоте, где ты вырастил ветвь,

как базарный факир, то есть не без подлога,

и недолго ей в дымчатом воздухе цвесть.

                                                                    Alas,

those two thousand leaves of frivolous fiction

will be scattered, but genuine foliage has

a place where to fall, there’s soil, there’s Russia,

there’s a path drenched by maples in violet blood,

there’s a threshold where lie overlapping gold aces,

there are ditches; but your unfortunate books

without soil, without path, without ditch, without threshold,

will be shed in a void where you brought forth a branch,

as bazaar fakirs do (that is, not without faking),

and not long will it bloom in the smoke-colored air.

In his essay on Bryusov (in “The Silhouettes of Russian Writers”) the critic Yuli Ayhenvald compares Bryusov, the poet who “had been bothering Apollo” (the god of poetry) for a long time, to an Indian fakir:

Упрямый и настойчивый, он так долго, словно индийский факир, внушал себе и Богу о своём желании быть поэтом, он так докучал Аполлону, так сосредоточенно и усердно служил невольником стиха, что вот и награждены терпение и труд, вот и раскрылись перед нами стихотворные страницы, добытые сильной волей, -- но слишком явно их незаконное, их человеческое происхождение. Победителей не судят; но Брюсов больше побеждает, чем победил. На глазах у читателей борется он за поэзию. И потому его стихи как-то вторичны, не первозданны.

According to Ayhenvald (who quotes the saying pobediteley ne sudyat, “victors need never explain”), Bryusov is not a victor, but rather is winning a victory. In his epigram "Luk zvenit, strela trepeshchet..." ("The Bowstring sounds, the arrow quivers..." 1827), subtitled “From the Anthology,” Pushkin mentions the statue of Apollo Belvedere whose lik (face) bleshchet pobedoy (shines with victory):

Лук звенит, стрела трепещет,
И, клубясь, издох Пифон;
И твой лик победой блещет,
Бельведерский Аполлон!
Кто ж вступился за Пифона,
Кто разбил твой истукан?
Ты, соперник Аполлона,
Бельведерский Митрофан.

In Canto Three of Poltava (1829) Pushkin mentions the terrible lik (face) of Peter I during the battle of Poltava. Poltava rhymes with slava (glory; fame). On the other hand, Lik (1939) is a story by VN. Its solution seems be Kozma Prutkov’s aphorism: Esli u tebya est fontan, zatkni ego! Day otdokhnut’ i fontanu. (If you happen to have a fountain, stop it up! Give the rest to the fountain as well.) The target of VN’s satire in Lik is G. Ivanov, the author of an abusive review of Sirin’s novels and stories. In Tvorchestvo i remeslo (“Creative Work and Handicraft,” 1917), a review of Blok’s and Bryusov’s collections of poetry, Ivanov compares the subtitles in Byusov’s book Sem’ tsvetov radugi (“Seven Colors of Rainbow,” 1916) to Kozma Prutkov’s aphorisms. In G. Ivanov’s memoir story Dama s bel’vedera (“The Lady from the Belvedere,” 1929) the action takes place in Petershof, St. Petersburg’s suburb famous for its fountains. Btw., Pushkin is the author of Bakhchisarayskiy fontan (“The Fountain of Bakhchisaray,” 1823).

Alexey Sklyarenko